Портрет Великой княгини Марии Павловны, наследной принцессы Саксен-Веймар-Эйзенах. И. Тишбейн, 1805
Проведя эти девять томительных месяцев в непрерывной череде празднеств, обедов, балов, концертов, прогулок, пикников, молодая наследная чета выехала в Веймар лишь 25 сентября 1804 года. На восьмидесяти повозках, следом за свадебным кортежем, везли мебель, гобелены, ковры, ткани, посуду, картины, книги - все необходимое, что было достойно украсить жизнь царской дочери в скромном, по понятиям российского великодержавного двора, веймарском герцогстве.
Кровать, которую Мария Павловна везла из России вместе с другим приданым.
http://kraeved1147.ru/weimar/
Но Мария Павловна оказалась много богаче своих российских державных родственников: веймарцы сложили к ее ногам свое восхищение и признательность. Приезд русской принцессы в этой скромной, маленькой, цветущей, напоенной реками и ручьями земле, был важен для всех, в отличие от пышной и холодной столицы России, где изменения в судьбе третьего птенца «павловского гнезда» коснулись только узкого круга величаво-надменной аристократии и семьи самих Романовых. Встречать, приехавшую в начале ноября в Веймар молодую наследницу короны, пришли толпы людей, почти все княжество. Вилланд писал о тех днях: «Самое праздничное – во всем этом великолепии – балах, фейерверках, народных гуляньях, комедиях, иллюминациях, была искренняя, всеобщая радость по поводу нашей новой принцессы».
Веймар
Веймар, замок
Веймар
Веймар
Веймарцы были наслышаны о благородстве характера юной Марии, об ее уме, и приветливости. Почву для великолепной встречи русской принцессы несомненно подготовила старая и мудрая герцогиня Анна-Амалия, всею душою полюбившая заочно, по письмам, свою новую внучку. Она говорила о ней вскоре после знакомства Карлу – Людвигу Кнебелю, писателю и другу Гете:
«С радостью могу Вам сказать, что моя внучка просто – клад. Она принесла нам счастье и благословение. У нее полное отсутствие мелочной гордости. Всякому умеет она сказать что-нибудь приятное, и чутко понимает доброе и прекрасное. Мужу своему она настоящий, великодушный друг. Все на нее здесь молятся. Она уже сделала очень много хорошего, что говорит о качествах ее сердца. Я нахожу счастье в моих внуках.»
Великая княгиня Мария Павловна герцогиня Саксен-Веймар-Эйзенахская
Старой властительнице Веймара вторили многие.
Вилланд писал о юной герцогине Марии Саксен-Веймарской: «Она невыразимо обаятельна, и умеет соединить прирожденное величие с необыкновенною любезностью, деликатностью и тактом в обращении. С нее, наверное, начнется новая эпоха Веймара, Она… продлит и доведет до совершенства то, что Амалия начала сорок лет назад...» Неугомонный, светлый и пылкий духом Ф.Шиллер посвятил Марии Павловне последний взлет своего пера: пьесу – кантату «Приветствие искусств», где в аллегорически изящной форме, выразил восхищение красотою и благородством будущей герцогини и высказал доброе, быть может, и несколько наивно романтическое пожелание, найти в преданной любви и восхищении новой Отчизны силы для того, чтобы трудиться душою и сердцем ей на благо. Он обращался устами актеров блестящего Веймарского театра, от имени народа, к юной Гостье из далекой России.
Портрет Великой княгини Марии Павловны, наследной принцессы Саксен-Веймар-Эйзенах. И. Тишбейн, 1805
Гостье, что вскоре стала хозяйкою:
Деревце страны иной,
Пересаженное нами,
Вырастай, примись корнями,
В этой почве, нам родной.
Быстро сплетаются
Нежные узы любви,
Наше Отечество будет да там,
Где мы делаем счастье людское!
Ф. Шиллер. «Приветствие искусств».
Портрет Великой княгини Марии Павловны,наследной принцессы Саксен-Веймар-Эйзенах. И. Тишбейн, 1805
Восхищенные веймарцы, при этих словах, приветствовали сидящую в герцогской ложе принцессу – наследницу бурными овациями. Она, от души оценившая благородный порыв и поэта и жителей страны, записала этот наказ Шиллера не только на страницах своего дневника, но и в сердце своем. Просто навсегда сделала его своим жизненным девизом. Ее Отечеством, пристанищем пылкой и гордой ее души, с того мгновения и навсегда стал Веймар.
Веймар, Бельведер
Веймар
Да, все вышло так, как и предсказывал Шиллер. Герцогиню Саксен – Веймарскую и Эйзенахскую Марию Павловну в маленьком, плодоносном крае уважали беспредельно.
Но уважение это еще - не все. Мария Павловна все же не обрела в новом семействе своем полного понимания. Не раз и не два новые родственники ставили ее перед семьей в Петербурге, перед всею Европою, в весьма неловкое положение, не раз и не два теплота привычных, родственных уз нарушалась взаимными недомолвками, прохладой непонимания и Марии Павловне с трудом удавалось вдохнуть в эту прохладу живительное тепло своей души, сгладить шероховатости, отшлифовать драгоценность родственной приязни, что для нее была всегда дороже всех сокровищ.
Веймар
Веймар
Первой бестактностью совершенной веймарским герцогством по отношению к своей покровительнице – России, было письмо, подписанное самою молодой герцогиней. Оно написано ею своей матери-императрице Марии Феодоровне и содержит дерзкую просьбу выплатить герцогине Саксен-Веймарской вторую половину ее приданного, оставшегося в России*(*Таково было непременное условие брачных контрактов, оговоренное еще Павлом Первым для всех своих дочерей-цесаревен. В случае их смерти, капиталы, оставленные в России, шли полностью на обеспечение их детей. Правило сие никогда не нарушалось! – автор.) Мария Феодоровна была искренне возмущена бесцеремонностью такой просьбы, впрочем, тотчас посчитала, что дочь ее, по неопытности, всего лишь пошла на поводу у властного и честолюбивого свекра: герцога Карла – Августа…
Карл Август Саксен-Веймар-Эйзенахский
Карл Август Саксен-Веймар-Эйзенахский
Кто знает точный ответ? А, может быть, роль здесь сыграли и скрытые, властные амбиции самой юной Марии, которая захотела дать понять матери и всей России, что отныне для нее превыше всего - только интересы нового маленького Отечества на берегах Ильма? Пылкость ее души, гордость натуры вполне могла позволить ей хоть на миг погрузиться в сладостное заблуждение грезы власти, и представить себя « спасительницею края», этакой «Веймарской Жанной д Арк.» Вполне могла. Но это лишь предположения.
Великая княжна Мария Павловна герцогиня Саксен-Веймар-Эйзенахская. Тишбейн Иоганн Фридрих Август младший (Tischbein Iohann Fridrich August)
А вдовствующая Государыня-мать Мария Феодоровна, наученная горьким примером судеб своих старших дочерей и их детей сирот, в венгерских и шверинских землях, совсем, совсем не оценила душевного порыва дочери, ее жажды самостоятельности, искусно прячущейся за изысканно любезными формами дерзких фраз письма-просьбы. Императрица просто уговорила сына-Государя написать вежливое письмо в Веймар, в котором, в завуалированно-светской форме содержался бы решительный отказ на неуместную дерзость герцогского двора. Александр Первый так и поступил.
Портрет Великих княжон Александры и Елены. М.-Л.- Э. Виже-Лебрен, 1795 г.:
Он понимал, что измученному гнетом Наполеона, крохотному, гордому Веймару весьма тяжко приходится в эпоху бравых маршей и стремительных завоеваний «маленького капрала», метившего в аристократы. Обложенный непосильной контрибуцией, опальный Веймар, сохраненный в целости только благодаря удивительному достоинству и силе духа, с которой приняла ужасного корсиканца герцогиня Луиза*, (*по его собственному выражению, «более достойная трона Людовика Четырнадцатого, чем скромного замка Бельведер»! – автор.) посмел почему то надеяться, что приданное русской принцессы, нашедшей в новом отечестве « узы любви», сможет послужить благим щитом и даст измученным веймарцам глоток свободы, пусть и призрачной. Но у Александра были другие заботы чести. Расчетливые надежды маленькой страны не сбылись, увы!
Великая герцогиня Саксен-Веймар-Эйзенахская Луиза Августа
Александр Первый ответил на письмо Веймарского кабинета министров, сопровожденное личным письмом сестры – герцогини, следующее: « Я с особым вниманием рассмотрел прошение кабинета страны о том, чтобы получить взаимо образно полмиллиона рублей, которые составляют половину приданного моей сестры и, в силу ее брачного договора, должны оставаться в России. Как ни желательно мне содействовать облегчению положения страны, сделавшейся вторым отечеством сестры моей, я не могу не принимать во внимание тех весьма основательных распоряжений, которые сделаны относительно приданного моих сестер -великих княжон – моим покойным отцом.
Равным образом я не могу не принять во внимание и настоящего положения дел, когда из-за неслыханных бедствий Саксен-Веймарское герцогство разделяет печальную участь большей части Германии, стонущей под игом французского правления, и, когда, следовательно, вся денежная помощь, оказанная Веймару не замедлит перейти в сундуки неприятеля и будет употреблена на войну, которую он ведет против нас… Отказ сей, - добавлял в конце рескрипта-письма Государь Александр Павлович, - происходит вовсе не от недостатка доброй воли моей и, напротив, я всегда буду готов всячески доказать мое благорасположение и уважение, лишь бы не вопреки основным законам моей Империи и обстоятельствам…» *(*Александр Первый – Веймарскому кабинету министров. 6 мая 1807 года. Бартенштейн.)
Император Александр I
Горечь обиды, подслащенную безупречной вежливостью письма, подданные, домочадцы, вельможи, сановники, все - проглотили молча! Но так и не смогли простить своей новой герцогине того, что она не до конца оправдала их надежды, их «восхищенную любовь с интересом». Да, им всем, кроме нее, с горечью пришлось признать, что они - проиграли. Почему? Не могли взять в толк. Как не могли и до конца изменить, сломать и свою психологию « бедных родственников просителей». Ведь, как ни говори, налицо тот факт, что во всей этой трагической истории широта мысли Кесаря Российского Александра Первого, воспитанного, как и его Сестра, при дворе Екатерины Великой, просто напросто пришла в глубокое противоречие с узостью мировоззрения обычного маленького немецкого княжества, пусть узость эта и была всячески « облагорожена» идеями и мыслями века Просвещения и усилиями духа Гете и Шиллера! Увы! Как вечна боль несовершенства!
Веймар
Но надо все же добавить, что усилиями Александра Первого, председательствующего на Венском «танцующем» конгрессе, где он был «главою царей», Веймарскому скромному княжеству впоследствии присвоили пышный титул «великого герцогства», дали возможность содержать собственную армию численностью в 600 человек, и помогли получить контрибуцию от поверженной Франции в 800 тысяч талеров. Эту сумму герцог -свекор Карл-Август использовал на нужды народа и страны, разоренной войной. И на учреждение в Веймаре конституционного парламента с палатою депутатов. В глубине души, он понимал, что, в какой-то степени, обязан преобразованиями в герцогстве именно своей невестке, и силе ее характера, которую столь понимал и ценил в ней ее всесильный венценосный брат. Это было очевидно, ведь он все же нашел способ помочь сестре и ее новой Родине. Это было бы невозможно, не прояви она дерзости в том злополучном письме.
Великая княжна Мария Павловна герцогиня Саксен-Веймар-Эйзенахская. Художник Джордж Доу
Герцогиня же Мария Павловна несомненно уяснила тогда для себя из этой поразительной, нетактичной истории, что ей еще долго, ох, как долго придется трудиться на ниве «облагороживания» сердец и душ своих подданных, и вполне возможно, что нива эта окажется бесплодною. Она с энергичной пылкостью ринулась воплощать остаток своих разбитых мечтаний в жизнь. Как изменить домашнюю психологию бюргеров? Как сделать деятельной протянутую за подаянием ленивую ладонь нищего?.. Как? Как?! Все новые и новые идеи возникают в ясной голове герцогини, и довольно быстро находят воплощение в жизнь. По всей стране организует она ссудные кассы для неимущих, работные дома, ремесленные училища, выставки новинок промышленности, курсы садоводства, дома для сирот. Во все это вкладывает немалые личные средства. Ей было у кого перенимать опыт – на стезе благотворительности в России широко прославились ее мать и императрица-невестка Елизавета Алексеевна. Но благотворительность Марии Павловны была более практической, более наглядною, что ли. Она постоянно требовала отчета истраченным средствам, и, неустанно уча других, все время училась сама.
Портрет Марии Павловны, Великой герцогини Саксен-Веймар-Эйзенах. Х. Мюллер.JPG
Только в Йенском университете герцогиня прослушала около десятка курсов лекций по разным дисциплинам: истории искусств, логистике, философии, естественным наукам, античной литературе. Ее преподавателями и собеседниками на ее вечерах были профессор А. Гумбольдт, историк Мейер, философ и педагог Керстнер.
В 1852 году, уже будучи вдовствующей герцогиней, Мария Павловна основала «Общество истории», всячески поощряя изучение реликвий и документов Веймарского края и соседних с ним княжеств. Она то и дело учреждала поощрительные стипендии, музыкальные конкурсы с фондами премий, на ее личные пожертвования был основан знаменитый на всю Европу Институт Фалька, с приютом для беспризорных детей на двести мест. Она щедро тратила свое приданное. И половины его, привезенной в Веймар с избытком хватило на то, чтобы сотворить практически невозможное: каждый веймарец имел на столе белый хлеб и кофе, яблочный пирог и тушеное рагу с овощами, и с легкостью рассуждал о литературе и искусстве за ужином или обедом.
Веймар
Театральные представления, гулянья в герцогском саду, музыкальные спектакли - все это было доступно широкой публике по настоянию русской принцессы крови, веймарской властительницы Марии Павловны. Но, несмотря на весь жар своей деятельности, в огне которой она просто сгорала, не щадя совершенно своего здоровья, холод одиночества все сильнее окутывал ее. В течении тридцати пяти лет брака, будучи замужем за «смешным человеком» *(* Слова королевы Вюртембергской, племянницы Марии Павловны) она никогда не знала слабости, с шести часов утра она уже была на ногах, и у бюро в своем кабинете отдавала распоряжения от имени герцога Веймарского, неизменно приветливо улыбаясь и осыпая потоками добрых, поддерживающих слов всякого, кто искал у нее утешения и поддержки. Но она сама, как человек, в силу «истинно царского воспитания» была слишком сдержанна и закрыта для собственных эмоций и чувств, для того, чтобы каждый, кто говорил о ней с холодом уважения и церемонной почтительности, отважился искренне похвалить ее. Порою непосильно закрыта. Она чудовищно страдала от этого, но изменить себя, в силу собственных, истинно «романовских» понятий этикета, чести и долга – не могла, да и - не хотела.
Великая княгиня Мария Павловна герцогиня Саксен-Веймар-Эйзенахская
Карл Фридрих Саксен-Веймар-Эйзенахский
Карл Фридрих Саксен-Веймар-Эйзенахский
Немногие, увы, знали, как угнетает Марию Павловну неспешность жизни в крохотном Веймаре, узость и строгость придворных протоколов, правил дворцового этикета, горечь сознания того, что часто она не понимаема в своих искренних порывах самыми близкими людьми: свекром, мужем. Впрочем, она пыталась искать отдохновение в детях, но ее деятельная, всегда жаждущая нового, натура не удовлетворялась ролью только квохчущей наседки в гнезде… Мешала в общении с Марией Павловной окружающим не только аристократическая холодность, но и ее, все усиливающаяся с годами глухота – последствия детской простуды - прочно отгородившая ее стеною от мира даже до слез любимой ею музыки. Впрочем, Мария Павловна мужественно преодолевала свой недуг, отмахиваясь от неприятностей, которые он ей причинял, с истинным великодушием сильной натуры. Но сколько слез она могла пролить в тиши ночей, тиши, отчасти искусственной, оттого – вдвойне тяжкой – никто не мог знать и не знает до сих пор!
Великая княгиня Мария Павловна герцогиня Саксен-Веймар-Эйзенахская
Великая княгиня Мария Павловна герцогиня Саксен-Веймар-Эйзенахская
Будучи сама носительницею высокого духа и детям своим: дочери-красавице Августе, ставшей после Германской Императрицей, и сыну-наследнику герцогского титула, Карлу-Александру, Мария Павловна неизменно ставила «высокую планку возможностей». Они, в ребячестве, немного побаивались ее требовательной сухости. С возрастом это прошло, и, воспитанные с величайшим тщанием, усилиями домашних наставников, среди которых были Гете, Гумбольдт, Лист, Гердер, они сумели оценить весь масштаб благородной личности матери, которую, конечно же, очень и очень сужали крохотные рамки ее фамильных веймарских земель и замков, титулов и корон.
Старшая дочь - Принцесса Мария Луиза Александрина Саксен-Веймар-Эйзенахская
Средняя дочь - Августа Мария Луиза Катерина Саксен-Веймар-Эйзенахская, будущая королева Пруссии, супруга Вильгельма I.
Августа-Мария и Вильгельм I
Сын -Карл Александр
Карл Александр
Наследный принц Карл-Александр и его супруга-кузина, принцесса София, дочь сестры герцогини, нидерландской королевы Анны Павловны, всеми силами старались поддержать все начинания матери и свекрови, всю пышность и блеск высоких традиций Веймара, которая, с течением времени, по вполне понятным политическим причинам, и угасая, все еще давала пышный, благодетельный, сильный предзакатный отсвет всему, что было в Европе прекрасного, умного, талантливого. В 1849 году в семье молодого герцога Веймарского родилась младшая Мария - внучка Марии Павловны.
Королева Нидерландов Анна Павловна
Дочь Анны Павловны - София-Вильгельмина (1824—1897), замужем за своим двоюродным братом Карлом Александром (1818—1901), сыном великой княжны Марии Павловны и великого герцога Веймарского Карла Фридриха (1783—1853).
Свадьба Карла Александра и Софии в Kneuterdijk дворца (Готический зал), Гаага
София покидает Нидерланды со своим мужем Карлом Александром 15 октября 1842.
Слева за Софи её трое братьев Генри, Александр и Уильям.
София с детьми Карлом Августом и Марией Анной
София Вильгельмина и Карл Александр
Лист приветствовал ее рождение кантатой, написанной в тиши Альтенбургского дворца – своего пристанища близ герцогской резиденции. Но и сладостные звуки музыки волшебника венгра и улыбка маленькой внучки, не смогли утешить в душе стареющей герцогини Марии боль тех ран, что нанесли ей массовые волнения в Веймаре, вызванные близостью событий французской революции 1848 года. Очевидица тех событий, воспитанница герцогини Марии Павловны, дочь ее духовного отца, священника Степана Сабинина, записывала в своем дневнике 7 марта 1848 года:
«Везде ходил народ и что то обсуждал, и общее направление его движения было ко дворцу. Издали мы видели, что вся площадь перед дворцом была запружена народом, кричавшим и что-то требовавшим. До часу ночи люди не покидали площади, требуя свободы печати (* и это - в княжестве, где свободно издавались книги Гете, Гумбольдта, Гердера и Шиллера?!! – автор), уменьшения налогов, смены министерства, пересмотра бюджета двора и тому подобных вещей… Как записала Марфа Сабинина, «люди вообще то мало понимали, что требовали. Когда один из народных представителей, переплетчик Генс, выступил на площади перед толпою с длинною речью, и под конец спросил своих слушателей поняли ли они его, они прокричали ему:» нет!».
Волнения в городе стали известны в деревнях, и крестьяне, поняв требуемые «свободы» весьма по своему, отправились в город с мешками и кожаными сумками, рассчитывая получить большую сумму денег из ссудных касс и вернуть выплаченные подати. Беспорядки в городе усиливались еще и оттого, что торговля пришла в расстройство, банкиры приостанавливали платежи, сразу выросли цены на рынке. В апреле 1848 года, едва открывшись, Народное собрание Веймара снова было закрыто, так как народ уже не доверял своим косноязычным депутатам. Некоторые из наиболее горячих голов вздумали было требовать провозгласить Веймарскую республику, но для ее создания не было ни почвы, ни условий. Радикальные реформаторы, не понятые народом, стихли и разошлись, так и не попав в правительство. Но едва на площадях Веймара замолкли одни голоса, как раздались другие.
В начале мая бунтарски настроенные молодые студенты Йенского университета объявили крестовый поход против крестьян «Обер-Веймара » – деревни к югу от города, возникшей еще в тринадцатом веке. Началось настоящее побоище, несколько человек погибло и было ранено. Для предупреждения разгульных сборищ на улицах Веймара впервые появились патрули национальной гвардии. Выяснить, что было нужно студентам от крестьян и, наоборот, никто в запале ненависти не смог, хотя крестьяне могли быть, конечно, недовольны жизнью более всех. Испугавшись массовых погромов население деревень стало искать защиты в городе. Появились беженцы.
В этой напряженной обстановке великая герцогиня Мария Павловна держалась со свойственной ей твердостью. И только близкие знали, чего стоит ей ее хладнокровие. Вот запись М. Сабининой от 12 марта 1848 года, свидетельствующая о внутреннем состоянии Марии Павловны, о ее глубоком душевном смятении.
Великая княгиня Мария Павловна герцогиня Саксен-Веймар-Эйзенахская
«В этот день, в десять часов, великая княгиня прислала сказать моему отцу, чтобы начинали службу не дожидаясь ее прихода. Нужно заметить, что что великая княгиня была аккуратна, никогда не позволяла себе опаздывать к назначенному времени… Когда начали читать Евангелие, мой брат Иван, открыв обе половинки двери, впустил великую княгиню. Она, войдя в комнату, опустилась на колени у стула, стоявшего около дверей, и разразилась горькими слезами. По окончании Евангелия она встала и прошла на свое обычное место. Она была страшно бледна и едва держалась на ногах. После обедни она подошла к моей матери и сказала: «Вот благодарность за все, что я сделала для них.» Какая невыразимая горечь была в словах этих! Как страшно, должно быть, было этой просвещеннейшей женщине, другу Гете, Шиллера и Вилланда сознавать, что души людей, кричащих на площадях и улицах что-то маловразумительное, злостное, брызжущее через край эмоциями, так и остались «не оплодотворенными» прекрасным, не облагороженными никакими театрами, школами, музеями, университетами! Ей было трудно понять, как студент просвещенной «обители знаний Йены мог пробить палкою голову степенного крестьянина, отца семейства, и как добродушный крестьянин мог пропороть вилами живот совсем молоденького юнца философа! Рушился духовный стержень всей ее жизни, то кредо, которому она следовала неизменно: «И так во всем, как хотите, чтобы с Вами поступали люди, так и поступайте и Вы с ними, ибо в этом закон и пророки.» Она забыла, что в любимом ею Писании есть еще и эти строки: « Не давайте святыни псам и не мечите жемчуга Вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали Вас»?Она - забыла? Или просто – не хотела верить очевидному? Скорее – последнее.
И, по прежнему, следуя своим неписанным правилам стареющая герцогиня радушно приняла в своем дворце беженцев: невестку французского короля Луи Филиппа, герцогиню Елену Орлеанскую и ее детей – Герцога Роберта Шартрского и графа Луи – Филиппа Парижского. Они много лет прожили бок об бок с велико-герцогской семьей в верхнем этаже Эйзенахского дворца. Мария Павловна снабдила племянницу своего мужа всем необходимым – достойной одеждой, столовым серебром, бельем, посудой. Помогала она и простым крестьянам, потерявшим кров во время погромов в селах.
Герцогиня Орлеанская со своим сыном, Филиппом, графом Парижским. Портрет работы Франца Ксавье Винтергальтера, 1839 г., Версальский дворец
Февральская революция в Германии неожиданно продолжилась пьяным братанием горожан, солдат и крестьян в большом парке Веймара. Все пили на брудершафт пиво и вино, и не слушали выступления яростных республиканцев, требующих свержения монархии. Но на утро противники – протрезвели, и в городе продолжались стычки и митинги, маленькие бунты и драки. Ночи в Веймаре то и дело пылали заревом пожаров и оглашались криками избитых и ограбленных….
Терпение благодушного и медлительного герцога Карла-Фридриха лопнуло осенью 1848 года. 10 октября с барабанным боем в город вступило двухтысячное каре альтенбургских и лейпцигских солдат, обеспечивших порядок на улицах. Зачинщики бунтов и драк были арестованы и город вернулся к нормальной размеренной жизни. Революция сонно канула в Лету, оставив незабываемые ссадины и шрамы в душе несгибаемой Марии Веймарской.
Но она все продолжала идти своею тропою духа, не сворачивала ни вправо, ни влево.
Веймар
Веймар
24 августа 1849 года веймарцы, при ее деятельнейшем участии, пышно отметили столетнюю годовщину со дня рождения Гете. Во дворце гостей потчевали праздничным обедом, а вечером в веймарском театре давали «Торквато Тассо» Гете. Увертюра и музыкальные антракты к спектаклю были написаны Листом, которой заведовал не только капеллой и оркестром, но и всей музыкальной частью юбилейных празднеств. Праздник длился три дня: народные гулянья, шествия, карнавалы, доступ в дом, где жил Гете, открытие мемориальных комнат в герцогском дворце, выставка его книг и вещей.
Веймар
Веймар, дом Гете
Прием во дворце, в центре Мария Павловна
В августе 1850 года праздновали день рождения Гердера, установили на площади перед главным собором памятник, саму площадь переименовали в честь драматурга, поэта и священника. Вечером в театре давали ораторию Листа, написанную к этому дню, в театре шел «Освобожденный Прометей» Гердера. 28 августа в театре Веймара шла премьера оперы Вагнера «Лоэнгрин». Этой постановкой, при всемерной поддержке герцогини Марии неугомонный Лист продолжил свою линию популяризации современной музыки и задуманную реформу оперы вообще.
Веймар
Веймар
Веймар
Листу было нелегко, ибо гениальное его дарование неизменно вызывало порывы мелочной зависти не только среди его противников, но даже среди коллег и друзей, но усилий своих Лист не прекращал, и даже надеялся в будущем организовать в Веймаре музыкальную академию. Но его надеждам так и не суждено было сбыться по ряду разных причин. Отчасти потому, что сын Марии Павловны, наследный принц Карл-Александр, взошедший на престол после смерти отца, в июле 1853 года, слабо разбирался в новых веяниях музыки и старался упрочить положение Веймарской Академии художеств – картины более всего его интересовали.…
Лист, впрочем, не держал обиды на герцога Веймарского. Как и все сильные люди, он обладал великодушием сердца. А в старинном княжестве-герцогстве, на смену старому поколению приходили новые лица. Траур по умершему герцогу-отцу сменился пышной вереницей балов, раутов, спектаклей, концертов, маскарадов, музыкальных вечеров. К пятидесятилетию пребывания в Веймаре Марии Павловны молодежь у престола и на престоле готовила пышные празднества, хотя сдержанная герцогиня и не настаивала на них. Они начались 4 ноября 1854 года, ранним утром, колокольным звоном и шествием к герцогскому дворцу депутаций всех сословий, священнослужителей, гимназий, профессоров университета, ремесленных школ, женских училищ и институтов. Горожане хотели иллюминировать весь город вензелями герцогини, но она упросила их не делать этого, чтобы избежать лишних трат.
В Европе все еще чувствовалось дыхание губительного пожара июльской революции. А через четыре месяца после юбилейных торжеств, 2 марта 1855 года веймарская семья получила страшное известие из России: скончался брат Марии Павловны, Император Николай Первый. Она тяжело перенесла это известие, и на этот раз ее сдержанность и сила характера оказалась для нее губительна, подорвав жизненные силы и здоровье. Однако она нашла в себе дух, чтобы ехать в Москву на коронацию племянника Александра, ставшего императором Александром Вторым. Она будто знала, что это долгое путешествие будет ее последним свиданием с Родиной.
Коронационное шествие
Ричи, Михай - Коронация Александра II в Успенском соборе Московского кремля 26 августа 1856 года
Густав Шварц. Иллюминация Воскресенских ворот и Кремля в 1856
Постаревшая, седая, но все еще величественная, Мария Павловна бродила по всем уголкам любимого ею Павловска, когда приехала из торжественной Москвы в сияющий Петербург. Она вспоминала дни своей молодости, понимая, что круг ее Жизни сужается, что пора и ей готовиться к достойному уходу. В сердце вновь и вновь приходили строки из давнего письма Василию Жуковскому, которого любила она чрезвычайно, со всем пылом своей сдержанной натуры, ценя «голубиный свет» его ясной души: «Кого из нас в зрелых летах не покидают мечты молодости? Но все же с истинным удовольствием встречаю чувства, сообразные с моими в воспоминании прошлых лет, в памяти любезных моему сердцу близких». (Мария Павловна – В. А. Жуковскому, 1848 год.)
Дагерротип Василия Жуковского
Близких оставалось еще немало, но это было уже другое поколение, окружившее «дорогую тетушку-бабушку» всяческим почетом и уважением, но стеснявшие, в присутствии ее сдержанной и высокой добродетели, порывы своих ветренных душ и непостоянных сердец.
Она чувствовала это, и с особою болью переносила уходы дорогих ей людей, современников, близких по духу и воспоминаниям: фрейлины ее двора Мавры Соколовой, герцогини Веймарской, Иды – жены брата ее супруга. Иду Мария Павловна всегда искренне считала «дорогим другом, которому могла сказать все».
Ида Саксен-Мейнингенская
4 марта 1859 года Мария Павловна проводила из Веймара на лечение в Ильменау и другого самого дорогого ей человека: своего духовника Степана Сабинина. Опасалась, что они не увидятся более, но ослабевший после удара верный Сабинин все же вернулся в Веймар, чтобы подготовиться к проведению праздничной службы в честь дня рождения сына Марии Павловны, правящего герцога Карла-Александра, 24 июня 1859 года… Но пришлось отцу Степану служить совсем иной молебен.
Великая княгиня Мария Павловна герцогиня Саксен-Веймар-Эйзенахская
Девятнадцатого июня, вечером, он внезапно получил от вдовствующей герцогини письмо, что она слегка занемогла, но ничего серьезного нет. А 23 июня, в понедельник, около пяти пополудни, Марфа Сабинина, его дочь, выехала в придворном экипаже в пригородный дворец Эттерсбург, где должна была давать урок музыки принцессе Марии (*Старшей внучке герцогини Веймарской – автор). Она не спешила, думая, что как раз поспеет к окончанию семейной трапезы герцога.
Веймар
Но внезапно, на дороге ее перегнала карета велико-герцогской четы, спешно ехавшая по направлению к городу.
У Марфы Степановны упало сердце, она тотчас заподозрила беду и не ошиблась: едва доехав обратно до дому, узнала, что к отцу ее уже прибыл гонец из дворца Бельведер, с известием, что великая княгиня Мария Павловна неожиданно скончалась от приступа сердца в 5 часов 15 минут пополудни. Хотя отец был еще очень слаб, мы с ним тотчас же поехали в Бельведер, где скончалась великая княгиня. Войдя в опочивальню, мы нашли ее лежащей на постели с выражением удивительного спокойствия. Стали искать образ, чтобы вложить его в руки покойной, но его нигде не оказалось: она не дозволяла вешать образов у себя, не желая давать повод неуместным толкам в протестантской земле.»
Веймар, дворец Бельведер
Через день, для прощания с усопшей герцогинею в Веймар приехали ее дочь, принцесса Августа Прусская, внучка, герцогиня Луиза Баденская, племянница, Мария Николаевна с дочерью, тоже - Машенькой, другие члены царственных семей. Веймар погрузился в глубочайший траур, но уныния не было, было лишь искреннее сожаление, будто ушел в мир иной человек, достойный чего то более Светлого и Лучезарного, чем грешная и цветущая земля маленького Веймара, человек близкий здесь всем и каждому.
Двадцать седьмого июня 1859 года прах великой герцогини Саксен Веймарской и Эйзенахской Марии Павловны, урожденной русской Цесаревны Романовой нашел успокоение в велико-герцогской усыпальнице, на протестанском кладбище. Толпа провожавшая герцогиню к месту ее последнего пристанища растянулась на несколько километров, усыпанных цветами и лепестками роз. Они как раз только начали цвести в Веймаре.
Церковь Марии Магдалины (Веймар)
Церковь Марии Магдалины (Веймар)
Церковь Марии Магдалины (Веймар)
Церковь Марии Магдалины (Веймар)
Гробница Елены Павловны
Гробница Елены Павловны
Эпилог
Я заканчиваю свое неторопливое повествование внимательно глядя на портрет Марии Веймарской, разысканный мною в недрах личной библиотеки. Грустное, одухотворенное, бесконечно милое лицо с выразительными, темно-карими глазами, аристократически безупречная линия носа, лебединая шея. Они чуть неправильны, эти черты, но так привлекательны, так загадочны... Она была счастлива? Как простая смертная? О, нет! Как царственный птенец «Павловско-Романовского гнезда», ибо для нее, для ее гордой, пылкой, своенравной, светлой, любящей, увлекающейся без меры, энергической души, счастье было только там, где она могла делать людей счастливыми. Бюргерское счастье веймарской мещанки было ей, по человечески, может быть, и понятно, но никак ее не привлекало. Она упрямо, упорно искала свое. Счастье гордого духа, который «все Святое для него» (Ф. Шиллер) несет всегда с собою и щедро дарит людям.
У нее грустные глаза. Удалось ли ей найти счастье на земле Веймара, в далях чужого мира? Не знаю. Вспоминаю ее жизненный путь. И киваю сама себе головою – наверное удалось. Наверное, да, хотя и совсем не подходит к таким вот Натурам, Судьбам, Лицам, Душам слишком простые, «приземленные определения этого слишком неуловимого, философского, глубокого, «истинно царственного» понятия «Счастье»…
Комментариев нет:
Отправить комментарий